Альберт-Эмиль Брахфогель - Людовик XIV, или Комедия жизни
— Анна, дорогая Анна!
— Довольно, ваше величество, мой супруг ждет!
Она отворила двери и позвала своих дам.
С трудом овладев собой, король предложил ей руку и повел к собравшемуся двору.
Приемная принцессы затихла и опустела. Издали доносились звуки приветствий, встретивших принцессу в тронном зале. Вдруг послышался звук отпираемого замка, потайная дверь, скрытая обоями, отворилась, выглянуло из-за нее ядовито улыбавшееся лицо, священник скользнул в комнату и осмотрелся вокруг.
— Удачно! Как раз вовремя! — прошептал он. — И кто бы на ее месте вторично устоял от искушения! Терезия и Филипп должны тотчас же узнать об этом свидании! А там, Гаржу, милейший доктор, делай свое дело.
Как кошка прокрался он к буфету, стоявшему на другом конце комнаты и открыл его. Великолепный сервиз бросился ему в глаза. Вынув из-под сутаны бумажку, он осторожно всыпал что-то в золотую чашку, стоявшую между другой посудой. Потом старательно привел все в прежний порядок и скрылся тем же путем, каким вошел.
В честь благополучного возвращения герцогини Орлеанской был назначен парадный обед при дворе, затем предполагали смотреть комедию Мольера «Блистательные любовники», а после небольшого промежутка, назначенного для перемены туалетов, должен был начаться бал, на который была приглашена вся столичная знать.
За обедом королева Терезия была, по обыкновению, холодно-любезна, но герцог Филипп был замечательно мрачен и рассеян, что вовсе не соответствовало почестям и вниманию, оказываемому всеми его супруге. К счастью, принцесса и король ничего не замечали. Анна была чрезвычайно весела, оживлена, смеялась, рассказывала тысячи дуврских анекдотов — словом, всеми силами старалась уничтожить впечатление последнего свидания с королем. Послеобеденная прогулка прошла незаметно, и все отправились на представление.
Кресфиллу, портрет Анны Орлеанской, играла Арманда Мольер, ее тайного любовника — Барон, роль принца Ификрата и Тимокла взяли Дитрих и Лагранж, самому же Мольеру досталась роль шута. Эта полусерьезная, полукомическая пьеса, обставленная великолепными костюмами и декорациями, хорами, музыкой Люлли, была, конечно, лучшим украшением торжественного дня. Намеки на известные отношения высших лиц были сделаны хотя и тонко, но все же достаточно ясно, что, конечно, не улучшило расположения духа Филиппа, но глубоко растрогало Анну и Людовика. Они и вида не подавали, впрочем, что понимают значение пьесы, а всеобщее внимание было слишком отвлечено, чтобы наблюдать исключительно за высокими зрителями. Занавес упал. Принцесса потребовала к себе Мольера и Арманду.
— Господин Мольер, — сказала она писателю, — вы столько разнообразного, неисчерпаемого удовольствия доставляете другим, что мне остается желать вам лишь долгой, славной, счастливой жизни. Вас же, милая принцесса Кресфилла, я прошу принять на память от вашей сестры Анны Орлеанской вот этот браслет с гербом Стюартов: «Honni soit qui mal y pence». Мы сейчас видели, сколько горя принесли вам два знатных жениха, действительно, самое опасное положение жить между двумя любовниками и отказать обоим! Вы поступили, право, умно, отдав предпочтение славе пред наружным блеском. Я поступлю так же, и honni soit qui mal y pence. Вспоминайте же иногда обо мне!
С этими словами она, смеясь, надела на руку актрисы тот самый браслет, который потеряла когда-то в маскараде в костюме «Ночи», раскланялась с королем, одарив его многозначительным взглядом, и подала руку мужу. Вскоре зал опустел, начались приготовления к балу.
Филипп довел жену до дверей ее приемной.
— Что вы сегодня в таком мрачном настроении, герцог? Что вас расстраивает или есть о чем-нибудь дурные вести?
— Дурные вести? О нет! Не этим я расстроен! Я видел сегодня страшный сон!
— Право! Какой же? Рассказывайте скорее!
— Мой сон был короток, но ужасен! Я видел вас и брата перед алтарем Нотр-Дам, вы венчались, радостные крики народа приветствовали вас!
Принцесса удивленно взглянула на мужа и спросила с улыбкой:
— Но где же были вы и ее величество королева?
— Мы оба были в Сен-Дени в королевском фамильном склепе!
— Глупый, бессмысленный сон! Я сама скорее лягу в Сен-Дени, чем сбудется ваше сновидение, герцог! Слушайте и… верьте мне!
Она протянула руку, которую Филипп крепко сжал и, глядя ей пристально в глаза, спросил:
— Так я должен вам верить, Анна, да?
— Да! Так же, как должны верить тому, что счастье моих детей и будущность дома Орлеанов — вот все, что я теперь принимаю близко к сердцу!
— Боже мой! — вскричал удивленный Филипп. — И возможно ли, чтобы…
— Чтобы сны снились наяву? — прервала его, краснея, герцогиня. — Сплетники — язва двора и живут нашими ошибками, но меня уже не упрекнуть в них больше. Желаю вам того же, и мы, наверно, еще будем счастливы!
Принцесса вошла в будуар, дамы последовали за ней.
Герцог задумчиво шел по коридору, в некотором отдалении за ним следовали Локкарт и несколько придворных. Вдруг страшный, нечеловеческий крик раздался за ними… Филипп остановился, быстро повернувшись назад…
Леди Мертон выбежала из покоев герцогини, крича:
— Помогите, помогите! доктора! Бога ради, доктора! Герцогиня отравлена!
— Ты врешь, старуха! — вырвалось у потерявшегося Филиппа. — Зовите докторов, Таранна, стражу, короля!
Он бросился в комнаты Анны, придворные разбежались в разные стороны.
В это самое время из ворот Сен-Клу быстро выехал всадник и помчался по направлению к Булонскому лесу. Шпоры до крови вонзились в бока его лошади, лицо его было бледно, страшно, но он хохотал: дело было сделано — он отомстил!
В Сен-Клу между тем все было в страшном смятении: барабаны и трубы гремели сбор, дамы и кавалеры, крича, бегали взад и вперед.
Первый, после Филиппа вошедший в комнату герцогини, был сам король. Потрясающая картина представилась ему. Смертельно бледная лежала в кресле Анна Орлеанская, опустив левую руку на голову мужа, рыдавшего у ее ног.
Ее белое, шитое золотыми лилиями платье было выпачкано темной жидкостью, а на полу лежала золотая чашка, из которой с давних пор ежедневно пила она шоколад. Страдания, вырвавшие у нее первый, страшный крик, казалось, прошли, черты ее были спокойны, а большие глаза с неописуемым выражением остановились на короле…
— Нет! — вскричал Людовик. — Нет! Это невозможно! Бог не накажет меня так жестоко! На такое адское дело не способен никто из тех, кому мы доверяем! Анна, ты не покинешь нас!
— Людовик, пощадите! Не сожалейте обо мне! — прошептала умирающая, сжав его руку. — Будьте мужчиной, королем и не забывайте вашей сегодняшней клятвы! Я была ночью вашей жизни, а потом днем — новым днем Франции! Что же удивительного, если я снова возвращаюсь к ночи, к вечной ночи! Да и лучше! Третий жених, избранник Кресфиллы, — смерть! Солгал ваш сон, Филипп, и прежде вас я буду в Сен-Дени! Протяните руку Людовику, и пусть мой гроб будет вашим примирительным алтарем, я не могла, не должна была любить вас, Людовик, но умереть за вас я могу!.. Детей моих, детей!..
Принесли маленьких принцесс, мать подняла руки для благословения, как вдруг на пороге показалась королева. Пристальный взгляд Анны остановился на ней со странным выражением, поднятые руки разом упали, и, тяжело вздохнув, она вытянулась… все было кончено… Несколько минут на бледном лице точно мелькала насмешливая улыбка, потом смерть наложила на него свою печать вечного покоя…
Как громом пораженный, стоял король у трупа Анны Орлеанской, тяжелое молчание царило в комнате. Вдруг, круто повернувшись, Людовик проговорил глухо:
— Позвать Кольбера, Таранна, Фейльада!
Названные вошли.
— У всех дверей, у всех выходов двойную стражу! Кольбер, начните обыск! Остальные удалитесь!
Придворные вышли, примеру их хотели последовать королева и герцог Орлеанский.
— Останьтесь! — произнес король, запирая дверь.
— Филипп, чье это дело? Она намекала вам, что вы кое-что знаете о разговоре, бывшем здесь сегодня утром! Не в первый раз замышляете вы убийство! Сознавайтесь, или, клянусь Богом, я поступлю с вами, как с Равальяком, убийцей Генриха Четвертого.
— Я беспрекословно подчинюсь всякому решению вашего величества, — возразил принц, — но, даже в этот страшный час, надеюсь на правосудие, государь. О вашем разговоре с принцессой я узнал вот из этой записки, найденной мною под моим обеденным прибором. Может быть, она осветит это темное дело!
Король взял бумагу и громко прочел:
«Сейчас его величество король высказал принцессе намерение искать обоюдного развода. Он хочет сделать Анну королевой! Я слышал предложение, и как милостиво было оно принято!
Лорен».
— Лорен! Он, никто другой, он убийца! — Король бросился к двери. — Шевалье де Лорен скрывался в замке! Таранн, обыскать каждый уголок! Конных патрулей во все стороны! Десять тысяч ливров тому, кто схватит преступника! Гофмейстера принцессы!
